— Фатима, которая в первый раз смотрит эту пленку, — ответил я, устыдясь своей слабости.
К моему удивлению, полковник обнял меня за плечи.
— Все в порядке?
Я помолчал и сказал:
— Я должен вынести ей приговор?
Вопрос еще сильнее состарил полковника. Шея под волевым подбородком сделалась дряблой. Теперь я видел в нем хитрую доисторическую рептилию. Вот оно — истинное наказание. Не возрождаться в облике животного, а вечно изворачиваться, потакая собственной алчности.
— Полагаю, что так, — устало ответил он.
— Не хотите помочь?
— Каким образом?
— Китайцы.
Он кивнул и схватил меня за руку.
— Все зависит от них. Если они решат защитить своего человека, нам конец. Фатима вывесит запись в Интернете и вовсе сорвется с катушек. Ее лишили всего человеческого, ей нечего терять. Кхмеры вступятся за нее, им тоже нечего терять. И учинят кровавую баню.
Стоявший у двери Викорн напоминал сморщенную жабу. Беспомощный жест — затем он снова схватил меня за руку, и его глаза блеснули новым светом.
— Ювелир — больной человек, но в то же время он гений. Надо было видеть его в период расцвета. Чиу-чоу его обожают. А у меня откуда все взялось? Из Китайского квартала, если ты не знал. Мы, тайцы, годимся лишь на то, чтобы трахаться, драться, пить и умирать. Так учили меня Уоррен и его китайские друзья. — Полковник надолго замолчал. — Отличные были деньки. Горы Лаоса — истинное обиталище Будды. Зеленые, плотно окутанные туманом. Мы взмывали вот так, — взмах рукой, — пока не поднимались на шесть, восемь, десять тысяч футов. Воздух делался разряженным и ледяным. Пат запускал чертову пленку с «Полетом валькирий». Тогда я впервые понял, что фаранг способен любить тайца. Мы дважды падали, весь самолет был в дырках от пуль. Я обмочил штаны. Но американский летчик оказался настоящим суперменом. Мы умудрились вернуться в Лонгтьен. Гмонги тоже были что надо. Разве кто-нибудь способен понять невинность торговли опиумом? Уоррен был добр к гмонгам — убедил своих друзей чиу-чоу платить им хорошие деньги. Что ты на это скажешь? Даже он в те времена обладал честью.
Полковник сгорбился и вернулся домой.
«Проблема не в том, кто это сделал, так? Проблема в том, как она поступит дальше».
Пока агент ФБР была со мной, этот вопрос не давал покоя нам обоим, словно мы рассчитывали на ясный финал, который так обожают на Западе. Чтобы все точки были расставлены над i. Но по крайней мере этот бой Уоррен выиграл, и вчера вечером мне пришлось ехать в аэропорт провожать Кимберли. Мы чувствовали одновременно и нежность, и грусть. Расставаясь, она говорила:
— Я буду по тебе скучать, Сончай.
— Я тоже, — ответил я, сделав такие же умоляющие глаза, но втайне жалея, что ее продвижение по Восьмеричному пути оказалось не таким успешным, как я рассчитывал.
Джонс, разумеется, вернется. А пока «как-Фатима-поступит-дальше» превратился в один из открытых тайских вопросов, на которые ответ получают не обязательно в этой жизни. Если бы не мое американское нетерпение, не знаю, как бы я поступил, — наверное, вообще бы опустил руки. Вынести ей приговор? Полковник этого не хотел, да и меня мысль, что подлое убийство останется неотмщенным, не приводила в бешенство. Разумеется, я не мог забыть Пичая. Но убила ли она его в привычном смысле слова? Мы все понимали, чьих это рук дело. Так как же следовало поступить с реальным убийцей, этим архетипом западного мужчины? И еще были мои ночные общения с духовным братом, о которых я пока не рассказывал. Его нисколько не интересовало, какие причины послужили уничтожению его химического тела, и по зрелом размышлении он был только рад от него избавиться. Существует множество способов связаться с человеком по ту сторону мира, и Пичай разговаривал со мной, когда я оказывался в сумеречном состоянии между явью и сном.
Был момент, когда я решил, что выбор за меня совершат Соединенные Штаты Америки. Пока я хандрил, меня пригласили — точнее сказать, вызвали в американское посольство на Уайрлесс-роуд. Проходя мимо своего дружка, охранника у ворот, я не мог не заметить, что ко мне относятся уважительнее, чем в прошлый раз, и с примесью явного интереса. Моя старинная знакомая Кэтрин Уайт объявила, что я иду не к официальному представителю ФБР, а — тут она окинула взглядом мое лицо, стараясь понять, насколько я проникся оказанной мне высокой честью, — в кабинет самого посла. Мы быстро миновали ту часть здания, где принимают королей и принцев.
Посол и ее помощница оказались женщинами и, если не считать этнического происхождения, принадлежали к одному и тому же типу: обеим около пятидесяти лет, длинные руки, порывистые движения и предполагавший повиновение голос. Посол была белой, ее помощница черной. Я пришел сразу после напоминавшего побоище разноса и почти воочию увидел валявшиеся на ковре погубленные карьеры агентов. Нейп стойко продержался до конца собрания, осознавая скудость выбора, а Розен выглядел подавленным. Все стояли вокруг стола, который был больше двуспальной кровати. Сидела одна госпожа посол. За ее спиной у окна на наклонном стержне висел американский флаг, а за стеклом раскинулся напомаженный сад. Сбоку стояла помощник.
При моем приближении посол изящно поднялась, пожала мне руку, и Розен нас представил. Я подумал, что ее вежливость — форма упрека остальным.
— Полагаю, вы в курсе главной повестки дня, детектив?
— Видимо, речь идет о том, что исчез мистер Сильвестр Уоррен?
— Именно. Я уже получила факсы, телефонные звонки и электронные письма от двух сенаторов, звонили из Белого дома, поступил срочный факс от его адвоката и еще что-то от его сотрудников. — Взгляд на часы, затем на помощницу. — В полдень я принимаю королеву, затем лечу в Токио. Поэтому оставляю все на вас. Продолжайте здесь, нет смысла переходить в другую комнату. Извините, что вынуждена вас покинуть именно тогда, когда вы пришли, детектив. Смею надеяться, что вы нам поможете. Сегодня утром в разговоре по телефону ваш начальник полковник Викорн очень хорошо о вас отзывался. Уверил меня, что вы найдете пропавшего. — Посол скользнула взглядом по моему лицу. — Это первоочередная задача. — Последний кивок помощнице, и посол вышла из кабинета через дверь рядом со своим столом.