Бангкок-8 - Страница 81


К оглавлению

81

— Все лучше, чем трахаться, — хмыкнула Валерия и, подойдя к кофейному столику, отпила из бутылки. — Только я еще не доктор наук — собираю материал для диссертации. — У нее не было такого сильного акцента, как у Андрея, и в ее речи чувствовалось британское произношение. Когда она заговорила, я увидел, какая она резкая. Резкость красивой женщины, которой на все наплевать. Она больше не казалась мне экзотичной.

— Где ты собираешь материал на диссертацию? По вечерам в казино?

Валерия пожала плечами и сделала новый глоток.

— Ты прав насчет русских. Нам нравится ставить на что-нибудь сомнительное, чтобы просадить все. Невероятно! Весь этот секс ни к чему. Если бы я могла отказаться от игры, то отказалась бы продавать тело. Одно не существует без другого. Но мне еще не хватает материала для диссертации.

— Какая у вас тема? — заинтересовалась Джонс.

— Детская психология.

Мы с Ямским заметили тень ужаса на лице американки, но Валерия, завладев вниманием Кимберли, откровенно рассказывала, что ученая степень не стоит в России ни копейки. Однако, имея докторскую степень, она надеется получить работу преподавателя в каком-нибудь американском университете, чтобы продолжать изучать преступность подростков, которых много как на улицах Владивостока, так и Нью-Йорка и Лос-Анджелеса. Она и в самом деле хочет переехать в США.

Как и предсказывал Ямской, полунаучный треп привлек трех других женщин. Они одна за другой появились в гостиной, принеся с собой две запотевшие бутылки водки. И новые пластмассовые кружки.

У Кимберли прошел первый приступ негодования, вызванный тем, что проститутка собирается заниматься детской психологией. Ей нравилась Валерия, и она решила, что эта умная женщина способна стать хорошей приятельницей. Возможно, пока она здесь, в Таиланде, что-то наметится в их отношениях, не исключено, что она поможет ей затем уехать в Штаты. И что там Валерия станет ее закадычной подругой. Они перебрали миллион разнообразнейших тем, а Андрей тем временем развивал теорию, что материализм — это суеверие двадцатого столетия, период темноты и невежественности, который сменится озарением магии. Он намеревался покорить меня, что лишний раз доказывало: этот человек совершенно не понимает презирающего магию буддизма. Но я пока не собирался его расстраивать. Другие три женщины безостановочно болтали на русском, пересыпая речь английскими словами, и, кажется, обсуждали выгоднейшую стратегию при игре в блэкджек. Водка лилась рекой, шум усиливался, и я замолчал. Это было сборище белых. Я наблюдал неумолимую силу западной культуры с ее тягой заполнять все и вся, пока не останется ни пространства, ни тишины.

— Андрей, — начал я, — случалось так, что с кого-нибудь из твоих девушек сдирали кнутом кожу?

Наступило гробовое молчание. Джонс смутилась и покраснела. Валерия осеклась на полуфразе и уставилась на меня зелеными глазами, которые больше не казались такими прекрасными. Ямской резко отвернулся к стене, три женщины, видимо, почти не знавшие английского, потупились. Ямской посмотрел на меня и скривил губы:

— Ты пришел, чтобы спросить меня об этом?

— Да.

— Вон!

— Энди! — попробовала вмешаться Валерия.

— Убирайся из моего дома!

— Энди, нельзя так разговаривать с тайским полицейским. Прекрати. Ты русский сутенер и работаешь в чужой стране.

На мгновение мне показалось, что Ямской меня ударит, — он даже начал подниматься, но был слишком пьян, снова упал на пол и, словно ему отказали руки и ноги, уронил голову на подушку дивана.

— Зачем? — Он умоляюще на меня посмотрел. — Зачем заново вытаскивать все это на свет? Разве и без того недостаточно? Разве мало времени я провел в этом чистилище? В чем моя вина?

Я повернулся к Валерии. Ее цинизм среди неподдающихся разгадке русских эмоций мог оказаться именно тем, что мне требовалось.

— Вы понимаете, о чем я говорю?

— Вы говорите о Соне Людиновой.

— Заткнись! — оборвал ее Ямской.

— Не смеши меня, Андрей. Весь Владивосток только и говорит об этом. Почему мы не можем сказать ему?

— Он уже знает. Это же хитрый тайский коп.

— Не знаю, — покачал я головой. — А что я должен уже знать?

— А если не знаешь, что тебе надо? — Расстроенный Ямской с трудом владел языком. — Это все… тс-тс… шито-крыто. Даже если во Владивостоке треплются на всех углах, здесь — молчок! — Он схватил бутылку и поднес ее к глазам. — Дерьмовая судьба! И это я, кто когда-то копошился у ног великого Сахарова? — Он разрыдался. — Да-да, именно копошился.

— История Сони Людиновой трагическая, но не типичная, — объяснила Валерия. — А если бы была обычной, ни одной из нас здесь не было бы. Мы же не сироты и не уличные шлюхи. Мы умные женщины, решившие подзаработать в трудные времена. Мы не стали бы так рисковать. Соня была иной.

— В каком смысле иной?

— Уличной проституткой. Никакого образования. Родилась в семье уголовников, здоровая и выносливая. Настоящая сибирячка. Ничего не боялась. Считала, что мужчины — тупые животные, которых легко водить за нос. Я сама не в восторге от мужчин, но считаю, что женщине опасно так думать. Особенно на нашей работе.

Одна из сидящих на ковре женщин что-то сказала по-русски.

— Наташа обвиняет меня в том, что я задираю нос. Утверждает, что Соня была вовсе не глупой. Просто ей не повезло.

— Ее должны были охранять. Она работала не сама по себе. Соню привезли сюда урки. И они должны были обеспечивать ее безопасность. А Андрей только знакомил с клиентами, — добавила по-английски Наташа.

81