Бангкок-8 - Страница 85

Врач встал, оказавшись неожиданно маленького роста — не больше пяти футов шести дюймов. Пока сидел, он источал силу и властность с легким налетом модной небрежности. А когда поднялся, я увидел, что Суричай — обыкновенный коротышка, который пыжится что-то доказать другим.

— Посмотрите, если сочтете важным, я распечатаю копии.

Он подошел к компьютеру в другом углу комнаты. Рядом с системным блоком на столе стоял плоский двадцатидюймовый монитор, на котором я заметил изображение пениса. Суричай щелкнул мышью, поводил курсором и вызвал файл под именем «Фатима». Мелькнули иллюстрации половых органов, адамова яблока, затем возникла женская грудь.

— Вот о чем я говорил. — Врач кивнул в сторону компьютера.

Кто-то воспользовался программой для определения контуров груди на фоне сетки перекрещивающихся зеленых линий, которые, судя по всему, изображали фигуру.

— Это рисунок груди под номером семьдесят шесть. Я не шучу. Он нумеровал их и присылал по электронной почте. Это большие графические файлы, которые поступали в сжатом виде и потом разворачивались. Вы видите всего лишь схему, но если щелкнуть на соске, получим мельчайшие детали.

Картинка изменилась и стала похожа на разрушенную башню древнего монумента. Все размеры можно было установить в отношении к зеленой масштабной сетке.

— Он даже определил желаемую величину соска — его длину и радиус околососкового кружка.

Теперь весь экран занимал сосок и черный околососковый кружок.

— Что мне в нем нравилось, так это то, что он не смущался своей черной кожи. Гордился африканскими корнями.

— Вам нравилось только это?

Врач пожал плечами:

— Как вы догадываетесь, я в своей практике встречаюсь с разными типами. Пылкий влюбленный — обычный случай. Реже попадаются такие умные и настойчивые люди, как Брэдли. Чего я не способен понять: как непрофессионал мог с таким хладнокровием обсуждать детали операции. Хирург обязан хранить хладнокровие. Но если бы речь шла о моей возлюбленной или близком человеке, меня бы не занимала до такой степени эстетическая сторона дела. Я бы полагался на врачей — только бы сформировали человеку принадлежность к желаемому полу и избавили от психологических мук. В конце концов, операция направлена именно на это. А теперь взгляните.

Изображение изменилось, появились контуры груди со стрелками и разрезами.

— Он даже предусмотрел, где должны находиться имплантаты с солевым раствором. Во время процедуры увеличения груди их располагают за молочными железами в грудной клетке. Она служит им опорой, но они способны слегка перемещаться, что придает естественность. В наши дни все следуют этой технологии, отказавшись от силикона, который ложится, как цемент и, если шлепнуть по груди, отдает в ладонь. — Лицо врача исказило профессиональное отвращение. — Но Брэдли пошел еще дальше: чтобы получить необходимую линию груди, он рассчитал положение имплантатов с точностью до десятой доли миллиметра, словно наводил на цель оружие. Ни с чем подобным мне не приходилось сталкиваться. Честно говоря, когда речь идет о груди, у нас есть определенные допуски: пациенты сознают, что настоящая грудь постоянно меняет форму в зависимости от того, лежит ли женщина, стоит или сидит. И рады, если имплантат более или менее соответствует природе. Но Брэдли стремился к чему-то особенному — как я понимаю, к своему эротическому идеалу — бюсту своей мечты. Теперь вам понятно?

Изображение сменилось другим, и на экране на фоне масштабной сетки появился женский торс в ракурсе спереди и сбоку.

— Он в самом деле понимал, что к чему. И много раз объяснял мне этот эффект: грудь должна быть чуть-чуть великовата по сравнению с телом, но совсем немного, чтобы не показаться отвислой. «Отвислая» — это его слово. Многие мужчины имеют собственные взгляды на грудь, но я не встречал никого, кто бы изучал эту проблему в таких мельчайших деталях. Грудь должна быть крепкой, но не переходить грани естественности, приятной, иными словами, мягкой и податливой, большой, но не оттягивающей, чтобы не казаться раздутой — тоже его словцо. Я говорил ему: «Вы стремитесь к невозможному, желаете мягкую и упругую — оставьте мечтания о крепкой. Нужна большая и податливая — не получите постоянной формы, грудь все время будет разной». Он отвечал: «Я знаю, доктор, но необходимо стремиться к идеальному балансу, вот и все». Мы проводили часы и целые дни, обсуждая ее грудь. Он вникал в такие нюансы, которые я раньше ни с кем не оговаривал. Но в результате мы получили совершенный бюст. Вы со мной согласны?

Передо мной внезапно появилось изображение обнаженной по пояс Фатимы. Знакомые груди уставились мне в лицо, а на губах играла та же улыбка, что и на портрете напротив кровати Брэдли.

— Скажите, доктор, пока все это продолжалось, как вела себя сама Фатима? Ведь вы с Брэдли обсуждали не чье-нибудь, а ее тело.

— Пассивно — слишком обидное слово. Скажем так, она не предъявляла никаких требований. Как правило, Брэдли приходил ко мне один, но когда брал ее с собой, то был достаточно деликатен и старался втянуть ее в обсуждение. «Тебе нравится, дорогая? Все просто попадают». Мне кажется, она искренне верила, что он желал для нее лучшего тела и разбирался в красоте лучше ее. Не забывайте, этот человек был внушителен — гигант, в каком-то отношении гений. Мне было сложно спорить с ним или противоречить ему. А она его обожала, это было видно по ее глазам. Этот мужчина, этот бог появился в ночи, перевернул всю ее жизнь и подарил ей самоуважение — мы же говорим об уличной проститутке, которая никогда ничего не имела и внезапно превратилась в звезду. Ради него она была готова на все. Я бы сказал, что у нее не было собственного характера. Наверное, правильнее назвать ее не пассивной, а глубоко признательной.