— По ночам?
— Да. У меня возникли определенные подозрения. Это довольно распространенное явление: человек приезжает по делам с Запада или из Японии, а когда переговоры закончены, ждет, чтобы его развлекли на бангкокский манер. Я не возражал. Считал, что в каком-то отношении это даже полезно. По тому, что говорил Билл, тот ювелир был любителем забав с женщинами. Пусть бы и Брэдли немного поразвлекся с девочками. Наверное, это то, что ему требовалось. Его все еще коробило, что он вступил в связь с мужчиной. И некоторый баланс пошел бы ему на пользу. К тому же ювелир стал для нас самым главным человеком, и его желания были законом. В те дни в нашем доме стали появляться всякие предметы — серебро, керамика, поделки местных ремесленников, которые я тогда по своему незнанию считал бесценными, а на самом деле они оказались лежалым барахлом со складов ювелира.
— Они вместе ходили в бары?
— Я ничего об этом не знаю. Этот тип был настолько значителен и богат, что мне казалось, они заказывали самых дорогих женщин прямо в номер. Билл упоминал какую-то русскую и сибирячек.
— Какое впечатление эти гулянки производили на Билла?
— Поначалу даже как-то забавляли. Респектабельный человек, знаком с президентами, на короткой ноге с сенаторами и членами парламента — и такой кутила. Билл не распространялся, чтобы не оскорблять моих чувств. Только сказал — «кутила». А однажды исчез на три дня и вернулся совершенно другим человеком.
— Другим?
Фатима замолчала.
— Совершенно другим. Потерял душу. Он сам это признал. Напился, накурился ганжи и начал раздирать Библию. «Я молился о милосердии и спасении, а меня отдали в руки дьяволу, — заявил он. — Теперь мы работаем на дьявола! Может, и нет ничего, кроме дьявола, а все остальное — ребяческая чушь». Этот человек мне так и сказал — «ребяческая чушь». Он смотрел на меня и продолжал рвать Библию.
— После этого ты стал принимать эстрадиол?
— После этого мое превращение встало на рельсы высоких технологий. Эстрадиол, компьютерные программы, медицинские словари и последние сведения из Интернета.
— И доктор Суричай?
— Через несколько месяцев и он тоже. Билл каждый день сидел за компьютером — всякие там диаграммы, цветные таблицы мужского и женского тела. Он отделял части, перемещал на другие места, а я стоял у него за спиной и любовно обвивал его шею руками. «Хорошо, дорогой, давай сделаем мне вот такую грудь. Все, как ты хочешь. Если пожелаешь, приделаем три груди и два лобка».
— Ты был смоделирован?
— Да, я был смоделирован. Но не возражал. С какой стати? Наоборот, мне льстило, что мой мужчина настолько увлечен моим телом. А кому бы не понравилось? Я бы согласился, даже если бы он вознамерился превратить меня в дьявола. А что такого сделал для меня Бог? — Быстрый взгляд огромных черных глаз. — Оцени, дорогой, перемену: я словно родился и вырос в аду и вдруг вознесся на небеса. Обрел любовь, дом и впервые за всю свою жизнь — чувство родства. Я вижу по твоим глазам, что ты понимаешь, о чем я толкую.
— Да.
— Когда такое испытываешь, будто летаешь по воздуху и не способен поверить собственному счастью.
— Но ты же понимал, что не соответствуешь обычному стереотипу транссексуала? У тебя не было навязчивой идеи, что ты женщина, заключенная в мужское тело?
— Чушь. Заскоки фарангов. Здесь, в Крунгтепе, все наши тела уже отданы на потребу дизайнерам. Парни на улицах готовы себе отрезать все, что угодно, и пришить все, что требуется. Мы принадлежим будущему, дорогой. Фарангам нас догонять и догонять. Вот увидишь, пройдет немного времени, и они поймут, насколько это выгодно, и перестанут заниматься всякой психиатрической ерундой.
— Однако ты не мог не понимать: настанет такой момент, и человек со скальпелем тебе все отсечет.
Фатима пожала плечами:
— Дорогой, я не очень над этим задумывался. Делал ради любви, вот и все. Ты сам вырос на улице, знаешь состояние, когда нечего терять. Да и не было никакой потери — он превратил меня в богиню.
Я выключил магнитофон. В моих ушах звучал вопрос доктора Суричая: «Кто такой транссексуал? Напичканный эстрогенами средневековый евнух?» Размышляла ли над этим в трудные минуты Фатима? Я снова запустил диктофон.
— Ты никак не связывал свое превращение с ювелиром?
— Нет. Хотя и понимал, что Брэдли брал у него деньги. Но потом Билл воспользовался его связями и занялся торговлей яа-баа. И я решил, что деньги поступают оттуда. К тому же вдруг оказалось, что у меня совсем немного времени и некогда о чем-либо беспокоиться. Надо было принимать лекарства, ходить к врачу, Биллу не давала покоя моя гортань — адамово яблоко и то, как станет звучать мой голос. В этой суете забылись даже разговоры о дьяволе. Мне кажется, свой уговор с ювелиром Билл загнал в самый дальний уголок сознания.
— И когда же ты это обнаружил?
— Дела у Билла с яа-баа пошли не так хорошо, как он предполагал. Товар поступал раз в два месяца. Мы ездили за ним в местный аэропорт. Я его сопровождал — на случай если возникнут проблемы и потребуется переводчик; в изучении тайского он так и не продвинулся дальше уровня начинающего. Товар присылал какой-то генерал из Бирмы, который платил наркосиндикату и имел связи на границе. Задача Билла — переправить яа-баа из аэропорта поселенцам под мост. Там проживают люди народности карен, и у них хорошие связи с теми, кто обитает в джунглях на границе. Собственно говоря, Билл синдикату был вовсе не нужен, за исключением этого единственного отрезка пути от аэропорта до моста Дао Прая. Было бы странно, если бы бедняки карен регулярно появлялись в аэропорту и забирали дорогой кофр. Другое дело, если за ним приезжал на «мерседесе» американец. Но вклад Билла в дело был совсем небольшим, да и незаменимым его никто не считал, поэтому и платили соответственно. Но я до последнего не знал, что, несмотря на риск, он зарабатывал совсем немного. Ведь если бы его поймали с яа-баа, то на всю жизнь упекли бы в «Бан Кван». Так?