Бангкок-8 - Страница 69

— Вы, конечно, знакомы с полковником Сувитом, суперинтендантом Пятнадцатого района?

Я почтительно поклонился плотному, с бритой головой мужчине в полковничьей форме, а не слишком удивленный Викорн только кивнул. Присутствие Сувита меня потрясло, и в немалой степени оттого, что явилось откровенным подтверждением моих худших опасений: мне не дадут продвинуться ни в профессиональном, ни в личном плане. Я буду словно птица биться о стекло, пока не упаду от изнеможения и не присоединюсь к другим птичьим трупикам. Моя голова закружилась.

— Я попросил полковника Сувита прийти, поскольку мне известно, что именно он отвечает за территорию, где обнаружили покойного Уильяма Брэдли. Мы с полковником много лет знаем друг друга, и я обрадовался, что у меня появился повод насладиться его обществом. — Фраза получилась немного цветистой, поскольку Уоррен говорил по-тайски, а мы обожаем подобный стиль. Одновременно он наблюдал за мной и, постигнув мою суть, вздохнул с облегчением. Как он и предполагал, я не представлял для него угрозы. Он видел меня насквозь. — К сожалению, в нынешнюю поездку я почти не располагаю временем. — Он помолчал, словно искренне не знал, что сказать. И скользнул глазами по Сувиту, но тот оставался непроницаемым. Этот американец был недоступен для моего интуитивного восприятия, даже его вибрации находились под строгим контролем, словно он жил, отгородившись от окружающего мира щитом. — Поэтому я предлагаю следующее — думаю, что это в интересах каждого: я расскажу то, что знаю, а если что-то упущу, детектив Джитпличип задаст мне вопросы.

— Уверен, хун Уоррен, вы ничего не упустите и детективу не придется задавать вам ни единого вопроса. — Сувит даже не удосужился посмотреть в мою сторону, только, изогнув бровь, покосился на Викорна. Тот с сомнением наклонил голову. Враждебность двух полковников была моим единственным утешением в этом дворце неподвластного правосудию человека.

— Прежде всего, детектив, позвольте принести извинения. Я должен был сразу же связаться с вами, а не заставлять себя искать.

Извинившись, к моей огромной неожиданности, Уоррен перешел на английский и тем самым ловко вывел из беседы обоих полковников, которым не осталось ничего иного, как молча наблюдать за нами. У него было мягкое, почти британское произношение. Пока я подыскивал достойный ответ на его изящное вступление, он продолжил:

— Я услышал о смерти Брэдли, видимо, вскоре после того, как вы его обнаружили. Позвольте быть откровенным: у меня много друзей в вашей стране, большинство из них занимают высокие посты и, будучи тайцами, оберегают меня. Они знали, что мы с Брэдли в приятельских отношениях, нас свела неподдающаяся разумному объяснению страсть к нефритам. — Уоррен сделал паузу, изучая выражение моего лица, затем продолжил: — Как сказал Хемингуэй об охоте на крупного зверя, человек либо понимает, либо нет. Для тех, кто не понимает, помешательство на нефритах в мире, где правит силикон, покажется смешным. Зато остальные легко поверят в дружбу сержанта морской пехоты и ювелира. Увлечения сближают самых разных людей. Если они находят общие интересы — вина, лошади, голуби, соколы, драгоценные камни, — им безразличны социальные барьеры. Ювелир не обязательно очень важный человек. Но моя профессия требует, чтобы я собирал вокруг себя действительно влиятельных персон. Кто покупает драгоценные камни, как не богатые? Мои друзья и клиенты правят этим миром, а я лишь скромный торговец.

Последнюю фразу он произнес без тени самоуничижения, но и без самоиронии. Она означала конец вступления. Уоррен достал из кармана смокинга мундштук, подошел к одному из кофейных столиков, взял пачку сигарет и, игнорируя полковников, предложил мне. Я молча отказался, поняв, что удостоился особого отношения — как осужденный на смерть в последнюю ночь перед казнью. Уоррен вставил сигарету в мундштук, естественно, из нефрита, и продолжил, подчеркивая жестами важность слов:

— Перехожу к сути. Лучшие в мире нефриты и жадеиты добывают в Качинских горах в Бирме. Так было в течение тысяч лет. И каждый год из этих тысяч политическая ситуация в Бирме оставалась неустойчивой, человеческие потери в шахтах — огромными, алчность посредников-китайцев — а этим делом всегда занимались китайцы — ужасающей. Но и сегодня положение не лучше, чем во времена межгосударственных войн. Коррумпированная и, вероятно, безумная военная хунта жаждет обогащения и продает нефриты наравне с опиумом и метедрином. Шахтеров, чтобы те могли вытерпеть нечеловеческие условия работы, подсаживают на героин, многие заражаются СПИДом и умирают от иммунодефицита. Смертность среди рабочих чрезвычайно высока, но это вполне устраивает хунту, которая не хочет, чтобы они возвращались в Рангун и распускали слухи. Но информация все-таки просочилась: западные журналисты опубликовали несколько статей и сопроводили их фотографиями, показывающими, в каком убожестве умирают люди в третьем мире. В наши дни все имеют собственные взгляды на политкорректность. Что же это такое — политкорректность: проявление высокого благородства или формирование общества хулителей, недоумков и узколобых, самодовольных ханжей? Можете сами догадаться, какой я даю ответ на этот вопрос. В качестве торговца, чьи клиенты желают, чтобы в них видели носителей высокой общественной морали, я должен проявлять осторожность. И не имею возможности открыто признать, откуда поступают мои нефриты. В двух словах: я почти десять лет не ездил в Рангун. — Уоррен пожал плечами. — Если нельзя продать новый нефрит, я должен продать старый камень. К счастью, такие находятся. Не все нефриты из разграбленного Запретного города отличаются высоким мастерством отделки. Есть такие, что не грех кое-что подправить в соответствии с требованиями рынка. Можно замаскировать новый нефрит, придав ему вид старого. Например, подделать под предмет из императорской коллекции. В этом нет никакого обмана. Покупательница прекрасно знает, что она приобретает, но рада схитрить в угоду псевдоморали странных нынешних дней. Если ей не нравится дизайн, она просит переделать вещь, и я отдаю ее своим мастерам. В конце концов, речь идет не о вымирающих животных, а запасы нефрита еще есть. И бирманское правительство не собирается сворачивать торговлю. Если я не возьму камень по приемлемой цене, его заберут китайские конкуренты. Как я уже сказал, в истории еще не было такого, чтобы человек с чувствительной совестью захотел бы приобрести нефриты в Бирме. Я не могу себе позволить подобной щепетильности. На заре своей карьеры я решил, что не стану конкурировать с такими людьми, как де Бирс, Бушрон, и всей вандомской кликой. Решил, что моей вотчиной станет Юго-Восточная Азия. И потратил немало времени и денег на охрану своей территории. Средства массовой информации могут сколько угодно говорить о высоком, но на Земле ничего не изменилось со времен войн за место под солнцем между неандертальцами и хомо сапиенс. Мы одержали верх, потому что умели вести грязную войну.